Геннадий Полока
Биография:
Геннадий Иванович Полока – один из самых ярых нонконформистов нашего кино. Выход практически каждого его фильма сопровождался скандалом, а порой и до выхода дело не доходило: власть имущим становилось известно, что за материал снимает режиссер, и съемки прекращались. И сыпались на голову Полоки все возможные шишки – от запретов снимать до уголовных дел. А он и не думал меняться. И продолжал собирать эти «шишки». Бывали времена, когда он оставался без каких-либо средств к существованию, бомжевал. Но стойкость духа и четкое осознание своей правоты никогда не изменяли ему. Кроме того, ему всегда, чем могли, помогали коллеги, всегда признававшие в нем большой талант.
Проблемы начались уже на съемках его первого полнометражного фильма «Чайки над барханами» в 1960 году. «Действие происходило в Туркмении, на строительстве грандиозного водоканала в пустыне, и я снял жестокий фильм. Когда руководители республики увидели отснятый материал, они пришли в ужас. Мне посоветовали «переориентироваться», иными словами, переделать фильм в «жизнеутверждающем духе». А я был человек молодой – мне едва исполнилось 30, – советам не внял, продолжал снимать по-своему. Кончилось это печально: картину остановили, меня отправили в Москву, я написал жалобу на имя тогдашнего министра культуры Фурцевой. Она распорядилась собрать так называемый большой худсовет со всеми корифеями нашего кино. После просмотра обсуждение начал Иван Пырьев, который назвал меня вторым Эйзенштейном. Я даже растерялся от этого панегирика и других, которые за ним последовали: выступили Михаил Ромм, Юлий Райзман, Сергей Герасимов, Марк Донской, Григорий Козинцев.
Но местное туркменское руководство не успокоилось. Не сумев зарубить картину, они сфабриковали против меня уголовное дело. Чего только в нем не было: и растраты, и наркотики, и золото... К этому времени начали действовать две так называемые рокотовские статьи, по которым за этого рода преступления можно было и расстрел получить. Началось следствие, бесконечные допросы... Дело длилось полтора года. Спас меня все тот же Союз кинематографистов. Пырьев пригласил к себе моего адвоката, <...> с его помощью составил письмо на имя генпрокурора СССР с требованием полного моего оправдания. Не снисхождения, а именно оправдания. К этому обращению присоединилась Фурцева. Это возымело действие. Меня признали невиновным из-за отсутствия самого события преступления». Правда, завершить картину так и не удалось.
Сценарий фильма «Республика ШКИД», написанный Полокой в соавторстве с Евгением Митько, категорически не устроил автора первоисточника Леонида Пантелеева. Однако на «Ленфильме» его одобрили, и Полоке, которому поначалу отводилась лишь миссия доработчика сценария, было предложено выступить в качестве режиссера. По окончании работы над фильмом высокое начальство изъяло из него две новеллы и уничтожило негатив (фильм планировался как двухсерийный). А через год после выхода ленты председатель Госкино сказал Полоке: «Жалко, что меня не было, когда ты сдавал картину: я бы ее не принял. Что это за выборы у тебя там в школе, вроде американских, каждый кандидат со своей программой выступает: кому это у нас нужно?»...
Следующий фильм режиссера – «Интервенцию» – было дано распоряжение уничтожить целиком. (Слава Богу, нашелся кто-то непослушный и фильм сохранил.) Начальству крайне не понравилась буффонада на тему революционных событий. Полоке было запрещено заниматься режиссурой. В незавершенном виде фильм пролежал на полке почти 20 лет.
Вскоре ему предложили «реабилитироваться», снять «правильный» фильм – о работе немецкой разведки в СССР накануне Второй мировой. «Но руководители – в чем-то наивные люди, – усмехается Полока. – Они думают, что если дадут «проверенный» сценарий, то и фильм обязательно получится «проверенный». А я по сценарию «Один из нас», подчеркнуто документальному, снял весьма двусмысленный, иронический фильм». В результате его снова лишили права постановки в кино с формулировкой «как не сделавшего выводы из своих идеологических заблуждений».
Зато вскоре неожиданно Полока занял пост художественного руководителя студии музыкальных фильмов объединения «Экран». «Дали мне зарплату, кабинет, секретаршу. Только снимать не давали», – говорит Полока. Через пять лет ему это надоело, да и начальство ослабило хватку: он снова оказался в режиссерском кресле. И снова наснимал не того, что хотели руководители...
Начало «перестройки» позволило многим фильмам Полоки выйти, наконец, к широкому зрителю. Он стал преподавать во ВГИКе, доделал «Интервенцию», снял еще несколько фильмов.
Но при всем своем нонконформизме Полока говорит, что ему близка позиция Феллини: «Неважно, что зритель понимает в фильме, – важно, что он смотрит и не может уйти».